Хелен Келлер родилась в 1880 году в городке Таскамбия, в штате Алабама, в семье ветерана Гражданской войны со стороны южан, редактора местной газеты. Это была совершенно нормальная девочка, и поначалу ничто не предвещало беды, но 19 месяцев от роду она тяжело заболела. Диагностика в то время была примитивной: врачи определили какую-то "мозговую лихорадку" - судя по всему, это была то ли скарлатина, то ли менингит. Когда, вопреки всем прогнозам, девочка все-таки выздоровела, мать обнаружила, что она перестала реагировать на звуки и свет. Хелен Келлер оглохла и ослепла - на всю жизнь.
Очень скоро она стала практически неуправляемой, и родители подумывали о том, чтобы отдать ее в какое-нибудь стационарное учреждение. Но помогло стечение обстоятельств и несколько замечательных людей. Первым был, как ни странно, Чарлз Диккенс, из книги которого "Американские заметки" мать Хелен узнала о замечательных успехах, которых педагоги в США добились в реабилитации другого слепоглухонемого ребенка, Лоры Бриджман, и Хелен повезли показать специалисту в Балтимор. Он подтвердил печальную догадку о том, что на восстановление слуха и зрения надеяться не приходится, и рекомендовал обратиться к местному специалисту по проблемам глухих детей. Этим специалистом оказался Александр Грэм Белл. Изобретатель телефона, как это ни парадоксально, был тугоух, а впоследствии оглох совсем, и посвятил свою жизнь оказанию помощи глухим детям. Белл, в свою очередь, посоветовал написать Майклу Анагносу, директору института по проблемам слепых. Анагнос рекомендовал одну из своих бывших учениц Энн Салливан. Так у Хелен появилась учительница.
Энн Салливан в детстве почти лишилась зрения, воспитывалась в приюте для бедных. После того, как в институте Анагноса ей сделали две операции, она получила образование и стала педагогом. Хелен Келлер суждено было стать проектом всей жизни этой женщины и ее триумфом.
Ее главной задачей было завоевание доверие вышедшей из-под контроля девочки, которая до семи лет жила практически без контакта с внешним миром и вполне одичала. Энн стала обучать ее тактильному алфавиту, рисуя на ладони буквы и составляя из них слова. Хелен быстро научилась повторять эти знаки, но долгое время не могла увязать их с предметами внешнего мира, которые они должны были обозначать.
Чудо произошло в апреле 1887 года - именно как к чуду обе женщины всю жизнь относились к этому эпизоду, который затем лег в основу известной пьесы Уильяма Гибсона "Сотворившая чудо" и одноименного фильма. На прогулке у водоразборной колонки Хелен впервые поняла связь между водой и обозначающим ее словом. В течение нескольких последующих часов она выучила еще 30 слов. В этот день она родилась заново - в мире, похожем на наш, но состоящем не из звуков и красок, а из букв.
Но за этим миром простирался еще более огромный - мир идей, куда наощупь входа, казалось бы, не было. В предисловии к только что вышедшему новому изданию книги Хелен Келлер "Мир в котором я живу", Роберт Шаттак пишет:
"В скором времени внимание Хелен Келлер приковали к себе проблемы, которые мы назвали бы религиозными. Благонамеренные родственники познакомили ее с такими словами как "мать-природа" и "Бог". Без всякой подсказки Хелен написала на табличке: "Я хочу писать о вещах, которых я не понимаю". Когда Энн осторожно ей объяснила, что мир сотворила сила, которую мы именуем "Богом", Хелен несколько минут сидела очень тихо, по-видимому искренне задумавшись. Затем она спросила: "Кто сотворил Бога?" В другой раз она спросила "Что такое душа?" Энн терпеливо описала душу как нематериальную и невидимую часть человека, которая думает и любит, и продолжает жить после смерти тела. Реакция Хелен на христианскую версию человеческой жизни демонстрирует ее несокрушимую веру в реальность и надежность слов. "Но если я пишу, что моя душа думает, то она становится видимой, и слова будут ее телом". В десятилетнем возрасте Хелен составила для себя полноценное писательское кредо".
Впрочем, к этой книге предстоял еще долгий путь. Хелен научилась читать книги, напечатанные шрифтом Брайля, она еще ребенком стала запоем писать письма, со страниц которых предстает ее интеллектуальная эволюция. Из книг она узнала о существовании других языков, латыни, французского и немецкого, и к восемнадцати годам она эти языки выучила. Может быть, самой заветной ее мечтой было научиться говорить. Она долгое время пробовала это сделать, изучая ощупью артикуляцию собеседников. В конце концов она добилась какого-то подобия членораздельной речи, но эту речь до конца ее жизни понимали лишь самые близкие к ней люди. Но в процессе этого не совсем удачного обучения Хелен научилась понимать речь собеседников по губам, касаясь их пальцами. Буквы, из которых до этих пор состоял ее мир, постепенно срослись в слова - а слова, по ее собственному признанию, и были для нее тем, чем для нас являются материальные предметы и даже абстрактные идеи. В этой странной для нас вселенной слепоглухонемой девушки предметы и идеи неожиданным образом обрели полное равенство.
Когда встал вопрос о получении формального образования, проблемы уже, фактически, не было. С помощью верной Энн Салливан Хелен прослушала полный курс женского колледжа Рэдклифф и в 1904 году получила степень бакалавра искусств. А еще через год Энн вышла замуж за общего приятеля Джона Мэйси, и все втроем поселились в городке Рентэм в Массачусетсе. Здесь Хелен написала свою первую книгу "Моя история".
О Хелен Келлер много писали и говорили в США еще в пору ее юности. А с выходом книги "Моя история" ее имя стало нарицательным, в том числе и далеко за пределами страны, и встречи с этой уникальной женщиной, вложившей в дар письменного слова все жизненные силы, искали многие.
Одним из таких поклонников стал Марк Твен, которому в ту пору было уже сильно за 70. Роберт Шаттак рассказывает об искренней дружбе, завязавшейся между ним и Хелен и Энн в его предсмертные годы. Марк Твен многократно с восхищением отзывался о Хелен Келлер, но встретился с ней лишь за год до своей смерти. Келлер сохранила о нем воспоминания в своей уникальной осязательной манере - по ее словам, выражение его лица всегда было печальным, даже когда он рассказывал смешные истории. При этом надо помнить, что выражение лица собеседника Келлер всегда определяла наощупь, и часто у нее выходило точнее, чем у зрячих.
Марк Твен, как известно тем, кто хорошо знаком с его творчеством и биографией, был, несмотря на весь свой юмор, человеком глубоко пессимистического склада. Тем поразительнее этот тесный душевный контакт с женщиной, ставшей чуть ли не синонимом оптимизма, преодолевшей трудности, перед которыми все наши обыденные кажутся пустяками. Келлер, которой досталась еще более трудная судьба, которая лишь в семь лет вышла из мрака тотального младенчества и так никогда и не обрела по-настоящему дара членораздельной речи, заражала своей жаждой жизни всех окружающих. Люди вроде Марка Твена тянулись к ней инстинктивно.
Таким же магнитом она стала и для другой жертвы депрессий - философа и психолога Уильяма Джеймса. Надо сказать, что для Джеймса, который внимательно ознакомился с книгой Келлер, она заключала в себе профессиональную проблему, которая остается таковой до сих пор для его коллег. Выражая восхищение книгой, Джеймс упрекает Келлер в том, что она по аналогии переносит язык своей сознательной жизни на то время, когда она пребывала а бессознательном сумраке, до семи лет не имея взаимного контакта с внешним миром. Вот отрывок из ее ответа, попытка оправдания.
"Не думаю, что я по-настоящему помню эмоции, которые я испытывала прежде, чем меня стали учить. Я знаю, что они у меня были, потому что я сохранила тактильную память о том, как я проливала слезы, кричала, брыкалась и совершала другие поступки, указывающие на присутствие чувств. Но ни в одном из этих случаев я не могу вспомнить эмоций как таковых. Я охотилась за вкусными вещами, и когда мне не удавалось их найти, я плакала. Но даже если бы от этого зависела моя жизнь, я не могу припомнить разочарование, которое вызывало эти слезы. Я поражена, что в моем уме сохранились столь отчетливые образы различных поступков бок о бок с пустотой эмоциональной памяти".
Надо сказать, что современная нейропсихология отвергает предположение о том, что человеческое сознание неразрывно связано с языком, и полагает, что фундаментальными составными элементами личности являются именно эмоции. Но Хелен Келлер, даже если бы она дожила до наших дней, была бы плохим экспонатом для нейропсихологов, потому что мир, в котором она провела большую часть жизни, состоял именно из слов.
Исключительное красноречие Келлер и ее литературный дар порой заставляют забыть, насколько эта жизнь была не похожа на наши будничные, и лишь некоторые эпизоды проливают неожиданный свет. В молодости Хелен Келлер была красивой и яркой женщиной - ее дефекты не оставили наружного следа, и на фотографиях она приковывает к себе внимание горделивой осанкой. Выдают руки: она всегда прикасается к собеседнику, а правой - обычно к его лицу или губам. Времена и комплименты были в ту пору сдержаннее нынешних, и о том, что она хороша собой, Хелен впервые узнала в возрасте 36 лет - ей сообщил об этом молодой человек, сумевший остаться с ней наедине и попросивший ее руки. Она была настолько потрясена, что ответила немедленным согласием, но родители, прознав о помолвке, не сочли жениха достойным, и брак расстроился - от романа сохранилось лишь несколько писем, выколотых шрифтом Брайля.
Проблема человеческого страдания была далека - слишком много было истрачено сил на победу над собственным. Но в конечном счете Хелен Келлер познала меру царящей в мире несправедливости, и отреагировала как могла: она вступила в социалистическую партию Массачусетса. Подобный шаг в ту пору никак не способстовал популярности - в годы Первой Мировой войны лидер социалистов Юджин Дебс был приговорен к тюремному заключению за пацифистскую агитацию.
Хелен Келлер зарабатывала на жизнь публикациями и лекциями - вместе с Энн они разъезжали по США и по всему миру, а когда здоровье Энн пошатнулось, ей в помощники наняли Полли Томсон, которая тоже навсегда вошла в самый тесный круг друзей. В лучшие времена доходы от лекционных туров составляли до двух тысяч долларов, весьма значительные по тем временам деньги. Но в годы войны возможностей стало меньше. В 1919 году Хелен Келлер снялась в фильме под названием "Сокрушение ига", повествующем о ее судьбе. На этот фильм возлагались большие финансовые надежды, но хотя отзывы о нем были самые теплые, денег он не принес. Впрочем, он был не первым и не последним: в 1954 году был снят еще один фильм, документально-биографический, под названием "Хелен Келлер и ее история", удостоенный премии "Оскар". "Оскаров" получили также Пэтти Дюк и Энн Бэнкрофт, исполнительницы главных ролей в уже упомянутом художественном фильме 1962 года "Сотворившая чудо".
В 20-х годах Келлер начинает многолетнюю кампанию по сбору средств для Американского фонда слепых - свои мотивы она без колебаний представила как желание помочь тем, кому повезло меньше, чем ей. Ей никогда не приходило в голову думать о себе как о жертве невезения или несчастья. Впоследствии эта кампания стала настоящим походом по планете с целью оказать помощь слепым, где бы они ни жили. Келлер побывала в 35 странах 5 континентов. В 1955 году, когда ей было уже 75, она предприняла 5-месячное турне по Азии в пользу незрячих. Она встречалась с Чарли Чаплином и президентом Кеннеди, с премьер-министром Неру и королем Великобритании Георгом. Она была удостоена множества почетных степеней и наград.
Но выступая вновь и вновь в защиту и поддержку слепых, Хелен Келлер не взывала к жалости или состраданию. Сострадание - дурной советчик. Слишком часто его бремя ложится на нас чрезмерной ношей, и мы проходим мимо людей с тростью и собакой, сторонясь и опуская глаза, мы убеждаем себя, что не хотим бередить чужой беды, хотя на самом деле боимся расплескать собственное благополучие. Хелен Келлер всегда утверждала, что слепые - такие же люди, как и мы, и они хотят быть равными с нами, а не подопечными. Она так думала - политической корректности еще не существовало, и она наверняка с презрением отвергла бы ее. Она всегда думала и говорила не как слепая, а как прозревшая.
В 1936 году ее постигла тяжкая утрата - умерла любимая наставница и вечная спутница Энн Салливан Мэйси. Келлер посвятила ей одну из своих самых трогательных книг, "Учительница". Место Энн заняла уже упомянутая Полли Томсон, но Хелен Келлер была уготована долгая жизнь, и в 1960 году Томсон тоже скончалась. Подвиг завершился, наступили годы покоя, и мир, составленный из тысяч выстраданных слов, стал снова рассыпаться на буквы. В 1968 году Келлер скончалась во сне. На ее похороны в Национальном соборе собралось полторы тысячи людей.
В конце 40-годов Эд Меррей, классик американского радио, вел регулярную программу под названием "Во что я верю", в которой приглашенные знаменитости излагали нечто вроде своего символа веры - с познавательной и, наверное, душеспасительной целью. В гостях у Меррея побывала и Хелен Келлер - по понятным причинам это было, по-видимому, ее единственное выступление в эфире. Надо сказать, что она, при всей своей подвижнической жизни, никогда не подавала признаков особой религиозности. Идея, двигавшая ею всю жизнь, заключалась в том, что человеку под силу все, чего он по-настоящему хочет добиться, и что когда ему необходима помощь, он всегда найдет ее среди себе подобных, не апеллируя к потусторонней силе.
Оказавшись в студии, Келлер сказала пару вступительных фраз - я не знаю, как они прозвучали, потому что нашел только транскрипцию этого выступления, а звуковой оригинал, наверное, не сохранился. А затем она передала слово Полли Томсон, которая зачитала ее символ веры. Я позволю себе привести заключительную часть - она лучше, чем все до сих пор сказанное, свидетельствует о том, с человеком какого калибра мы имеем дело.
"Даже если моей жизненной искре суждено погаснуть, я верю, что мне надлежит вести себя с отважным достоинством перед лицом судьбы и стремиться быть подобающим соратником Красоте, Добру и Истине. Но судьба имеет своего повелителя в вере тех, кто ее превозмогает, и пределы для тех, кто, пусть и растеряв иллюзии, живет великой жизнью. Истинная вера - это не плод благополучия, это способность сочетать смертную хрупкость с внутренней силой духа. Она не колеблется вслед переменчивым теням мысли.
Моей вере был нанесен жестокий удар, когда я узнала, что миллионы подобных мне созданий должны трудиться в поте лица ради хлеба и кровли, нести самое сокрушительное бремя и умирать, так и не познав счастья жизни. Мое благополучие исчезло навсегда, и я никогда не обрела вновь веру моей юности в то, что земля - это счастливый дом и очаг для большинства человечества.
Но вера - это не образ мыслей. Дух верующего сломить нелегко.
Когда я думаю о страданиях и голоде, и о непрестанном истреблении людей, мой дух кровоточит, но мне приходит мысль о том, что человечество, подобно глухому, немому и слепому ребенку, каким я когда-то была, вырастает из тьмы невежества и ненависти навстречу свету яркого дня".
Хелен Келлер видела в человечестве некое подобие самой себя, ребенка, на годы заблудившегося во мраке, но нашедшего в себе силы и упорство, чтобы наощупь выйти к свету. С тех пор миновало не так много лет, но наш опыт учит нас быть осторожнее в прогнозах, и не у каждого хватит дерзости выступить сегодня с подобной программой. Тем важнее услышать этот отважный голос из прошлого.
У Фридриха Ницще Заратустра, спустившийся с гор и до краев переполненный откровением, обращается к своим соплеменникам со смесью сострадания и презрения: "Вы проделали путь от червя до человека, но многое в вас осталось от червя". Я не вижу в этом никакого преувеличения и не исключаю себя из числа тех, к кому адресуется Заратустра. В каком-то смысле эти жестокие слова относятся к Хелен Келлер даже больше, потому что она действительно вышла из тьмы и безмолвия, из подземелья, и сохранила об этом память, как бы ни оспаривал эту память Уильям Джеймс. Но вторая половина назидания Заратустры - не для нее. Ей удалось стать человеком в большей степени, чем на это может рассчитывать большинство из нас, во всеоружии зрения и слуха.
ИСТОЧНИК: Радио «Свобода», 09.03.04
Рубрика Алексея Цветкова «Атлантический дневник»